PoliticMain

Тут два ключевых положения: целостность и неизменность внутреннего единства народа; изначальность его этнического качества. Оба эти положения ошибочны. Опыт говорит совершенно противоположное. Народ как целостность не существует в этническом качестве изначально, он складывается как целостность. Складывается под влиянием экономики, культуры и политики. Меняются эти условия — и народ «раскладывается», размонтируется. В нем все время идет процесс этногенеза. Этничность — результат действия всех этих условий, а значит, как раз они фундаментальны.

Когда, например, возник, по мнению В. Д. Соловея, немецкий народ? В каком году произошло это «изначальное» событие? Очень недавно. Ведь вплоть до объединения Германии жители разных «земель» и множества небольших германских государств считали себя самостоятельными народами. Как известно, для образования народа требуется «национализация масс» — возникновение представлений об общей исторической судьбе, составление, в устной или письменной форме, истории народа. Первая попытка создания общей германской истории была предпринята Г. фон Трейчке только после государственного объединения Германии при Бисмарке — когда немцы как народ обрели свои единые границы.

Этничность вовсе не сохраняет свое внутреннее единство «под социальными, политическими, религиозно-культурными и иными барьерами». Вот был один почти зрелый и целостный народ — союз южно-славянских племен (сербов). Часть его, в Боснии, исламизировали турки, в другой части, Хорватии, утвердилось католичество. Разве под этими барьерами сохранилась изначальная этническая целостность? Неужели Соловей считает, что сербы, хорваты и мусульмане Боснии как были, так и остались одним народом?

Соловей в этом вопросе сам себе противоречит и, похоже, не замечает этого. Действительно ли русский народ «как целостность изначально существует в этническом качестве, и это внутреннее единство сохраняется под социальными и иными барьерами и размежеваниями»? Что мы читаем в его же книге? Что социальные и иные барьеры это единство разрушают. Например, у крестьян и дворянства возникают разные этнические качества, происходит этническое размежевание. Соловей пишет: «Социополитическое и культурное отчуждение между верхами и низами наложилось на этническое размежевание, придав вызревавшему конфликту дополнительный драматизм и, главное, характер национально-освободительной борьбы русского народа против чуждого ему (в социальном, культурном и этническом смыслах) правящего слоя» (с. 127).

Тут ясно сказано, что происходит этническое размежевание людей изначально одного этноса — вследствие социальной и культурной дифференциации. Из дружины князя возникли дворяне («правящий слой»), из смердов — крепостные крестьяне. Или предки Дмитрия Донского и Александра Невского изначально имели иную кровь, чем предки русских крестьян?

Переходя к нынешней ситуации и стремясь доказать, что разбогатевшие во время реформы люди отличаются от остального населения биологически, Соловей усиливает степень размежевания, сравнивая две расходящиеся группы уже не с разными этносами, а с разными видами: «Непредвзятый наблюдатель нравов и этоса правящего сословия России без труда обнаружит, что в отношении отечественного общества оно осуществляет (осознанную или бессознательную) операцию антропологической минимизации и релятивизации. Проще говоря, не добившиеся успеха — а таких в России подавляющее большинство — для элиты не вполне люди, а возможно, даже и совсем не люди. Отношения между богатыми и остальными в России не могут быть описаны и поняты в категориях социального и культурного отчуждения и вражды, речь идет о большем — отношениях, имеющих общий антропоморфный облик, но фактически двух различных видов живых существ наподобие уэллсовских элоев и морлоков. Это различие глубоко и экзистенциально укоренено. В смягченном варианте речь идет об отношениях «цивилизованных» людей (элиты) и «варваров» (остальных)» (с. 295).

Сказано красиво, но неверно. Откуда видно, что «отношения между богатыми и остальными в России не могут быть описаны и поняты в категориях социального и культурного отчуждения и вражды»? Как раз могут быть и описаны, и поняты. Обычное дело, тем более что и особой вражды не наблюдается. А вот сказать, что «речь идет об отношениях, имеющих общий антропоморфный облик, но фактически (!) двух различных видов живых существ», можно только в качестве гротеска. Как говорится, приехали! Начнем охоту на морлоков?

Теперь о втором ключевом положении, согласно которому этническое качество присуще каждому народу изначально. Соловей признает, что он исходит из примордиалистской концепции этничности. Но нельзя же было в этом вопросе ограничиться этим сказанным вскользь словом! Надо было предупредить читателя, как трактуют эту концепцию сегодня, — а потом и разбивать ее критиков в пух и прах.