PoliticMain

В коммунизме же и власть, и собственность почти без остатка сосредоточены в одних руках. Этот факт заслонен правовой надстройкой. Но если в классическом капитализме перед законом работник и капиталист были равны, хотя в материальных отношениях первый был эксплуатируемым, а второй – эксплуататором, то тут все наоборот: при юридическом равенстве по отношению к материальным богатствам (формальный собственник – вся нация) фактически, посредством монополии управления, собственностью пользуется узкий круг правителей.

Любое реальное требование свободы в коммунизме, а это именно то, что поражает коммунизм в самое сердце, его сущность, сводится к требованию привести действительные – материальные, собственнические – отношения в соответствие с правом.

Требовать свободы и фактической передачи в руки и под контроль общества (что осуществимо единственно через свободно избранных представителей) крупной собственности, которую нация создала и которой может управлять эффективнее, чем частная монополия или частный владелец, – значит заставить новый класс либо идти на уступки другим общественным силам, либо скинуть маску со своей собственнической и эксплуататорской сущности. Ибо собственность его и эксплуатация, реализуемые через власть, через монополию управления, таковы, что на словах он и сам отрицает их наличие. Не он ли сам подчеркивает, что ради сохранения общенациональной собственности властные или же управленческие функции осуществляются им от имени нации как целого?

Упомянутое противоречие вообще порождает наибольшее количество проблем внутри нового класса. Делает неопределенным его юридический статус. Загоняет в малоприятные тупики, непрестанно оголяя несоответствие того, что класс говорит, тому, что он делает: обещая устранить социальные различия между людьми, он их все время потенцирует, присваивая совершенно неоправданно чужой труд и одаривая привилегиями свою "гвардию". Ведя себя на практике диаметрально противоположно собственной догме, он тем не менее вынужден как зеницу ока оберегать ее, ибо что, как не старушка-догма, обеспечивает версию об исторической миссии нового класса по "окончательному" избавлению рода человеческого от всех зол и напастей.

Противоречие между его реальным положением собственника и правовыми отношениями способно выступать основным мотивом критики, "подстрекательски" действующей на народ и разрушающей его собственные фаланги, поскольку в действительности привилегиями пользуется лишь узкая прослойка нового класса.

Разрастание и обострение этого противоречия дает надежду на подлинные перемены в коммунизме вне зависимости от того, пойдет на них правящий класс или воспротивится им. Очевидность этого противоречия и прежде была причиной перемен, проводимых новым классом. Особенно это касается так называемых либерализации и децентрализации. Вынужденно отступая и допуская уступки отдельным слоям общества, новый класс пытается таким образом затушевать указанное противоречие и укрепить собственные позиции. А поскольку собственность его и власть остаются неприкосновенными, любые меры, в том числе предпринимаемые из демократических побуждений, обнаруживают и тенденцию усиливать господство политической бюрократии. Сама система такова, что даже демократические и подобные им меры сводятся на уровень реально допустимого и поворачиваются так, чтобы вновь послужить делу упрочения класса правителей. Подобно рабству на Древнем Востоке, которое, преобладая в общественных отношениях, с неизбежностью репродуцировалось во всей жизни, во всех ее порах и ячейках, включая семейную, тоталитарный монополизм правящего в коммунизме класса полностью навязал себя организму общества, вплоть до сфер, где политическая верхушка не видит для себя никаких выгод.