PoliticMain

Но велосипеды — мелочь. Главная мысль Попова покрупнее: «Но не только кофточки были солдатской добычей. Ею стали немецкие женщины и девушки. Наши солдаты насиловали во всех странах. Но настоящая вакханалия началась именно в Германии. Только в Берлине, после его штурма, к врачам по поводу изнасилования обратилось до 100 тысяч немок. Я хотел бы сейчас, хотя бы спустя 60 лет, услышать от лидеров новой России официальные извинения перед женщинами Европы за эти оргии в «великие те года».

И множество людей не замечают лжи, глотают яд этого отравителя колодцев. Подумали бы, к каким это врачам в превращенном в руины Берлине «обратились по поводу изнасилования до 100 тысяч немок»? В палатках медсанбатов в эти дни врачам надо было оказать срочную помощь примерно тремстам тысячам советских раненых и не меньшему числу немецких. И зачем эти 100 тысяч немок обращались к врачам — чтобы получить справки и обратиться в суд? Посмотрите на фотографии Берлина «после штурма».

Война сопряжена с жестокостью и эксцессами, но не о них говорит Попов, знает он, что наша армия как раз резко отличалась способностью после боя очень быстро утихомирить ярость. Это специально отметил антрополог Конрад Лоренц как удивительное свойство советских солдат. Что же касается насильников, то даже А.Н. Яковлев в своем интервью сказал, что их расстреливали. А вот «Записки о войне» Б. Слуцкого, который был военным прокурором. В городке Зихауэр пришли с жалобой две изнасилованные женщины. Б. Слуцкий пишет: «Через два дня я докладывал начальству о женщинах Зихауэра. Генералы сидели внимательные и серьезные, слушали каждое слово. Из Москвы поступали телеграммы — жестокие, определенные… Но и без них накипали самые сокровенные элементы человечности. По этому докладу были приняты серьезные меры». Ясно, что если бы в Германии творилась «настоящая вакханалия» изнасилований, то не сидели бы генералы «внимательные и серьезные», не «слушали каждое слово».

Надо сказать, что в этих кампаниях по разрушению символов национального сознания применяются идеологические бомбы с «разделяющимися боеголовками». Представляя Красную Армию скопищем грабителей и насильников, а маршала Жукова бездарным «мясником», бьют в первую очередь по образу Великой Отечественной войны и по связям, соединяющим людей общей лояльностью к этому символу. Но одновременно — и по нынешнему государству, которое медленно выходит из болезни 90-х годов. Да, власть тоже прислонилась к символу Победы, и уже этим символическим жестом завоевала какой-то кредит доверия граждан. Чтобы сорвать этот процесс выздоровления, «архитекторы и прорабы» перестройки стремятся внушить людям, что празднование юбилея Победы — лживая и позорная акция, что война была позором нашего государства и память о ней низменна.

Вот Г.Х. Попов «объясняет» гражданам мотивы, по которым власть стала отмечать праздник Победы: «Я понимаю, что все это не случайно. Оказавшись почти что у разбитых корыт в Чечне и Беслане, в обещаниях увеличить ВВП и прочих начинаниях, не имея за душой ничего такого, что могло бы вдохновить всех нас, наши лидеры однопартийного разлива собираются ухватиться за шинель Сталина и даже влезть в его сапоги». И этот человек обучает российских студентов!

Отравляющий память о Победе яд снабжен самыми разными этикетками. Одна из них — «антифашистская», объявляющая наше государство фашистским. Вот как Л. Радзиховский «благодарит» в юбилей Победы Красную Армию за спасение евреев: «В память о войне остался вечный огонь и вечный вопрос — кто фашист, кто антифашист? Вопрос действительно вечный, но обостряется он, понятно, к 9 мая… Я, конечно, помню. И благодарен за спасение… за «дарованную жизнь». Благодарен Красной Армии, и СССР, каким бы отвратительным государством он ни был, благодарен солдатам, как бы кто из них ни относился к евреям, каким бы кто ни был антисемитом, благодарен — как ни трудно это сказать — да, благодарен Сталину. Этот антисемит, пусть сам того не желая, но спас еврейский народ… Но помня великую заслугу Сталина, я не могу отрицать очевидного — что он, конечно же, был «обыкновенным фашистом», создал вполне фашистский строй» [89].

Эта грязная работа оправдывается необходимостью нанести еще удар по образу советского государства и по «массовой идентичности россиян». «Известный социолог» Л.Д. Гудков объясняет эту задачу так: «Державная интерпретация победы 1945 года стала не просто оправданием советского режима в прошлом и на будущее… Победа в войне легитимирует советский тоталитарный режим… Представление людей о себе как жертве агрессии придало им непоколебимую уверенность в своей правоте и человеческом превосходстве, закрепленном Победой в этой войне. Рутинизацией этой уверенности стало и внеморальное, социально примитивное, почти племенное деление на «наших и ненаших как основа социальной солидарности… Произвол становится легитимирующим принципом социальности, как это можно видеть и в деле «ЮКОСа» или Гусинского» [90]).